«Не расстаться нам!.. Зимней околицей…»
Не расстаться нам!.. Зимней околицейУж не с нами ли вечер да под руку?Как же нынче щека твоя колется.Не к любимой шел будто, а к ворогу…
Будто шел отвоевывать волюшку,Уколоть да больней душу нежную.Звезды сеют разлуку по зернышку.Вырастает далекое… снежное.
Как же колется это холодное…Не изведал январь страсть взаимнуюДа любовь – чтобы полная, плодная,Прорастающая озимою!..
Не любил! Вот и зверствует яростно!Изодрал мои губы морозами!Ах, какой ты небритый… Как сладостноМне не верить в прощания слёзные…
Просто было тебе нынче некогда —Чем-то бОльшим душа потревожена.Не расстаться нам!.. Просто ехать-тоИногда нелегко,но положено.
Крохами
верлибр
Я никого не заставляю любить себя.Прикасаться. Биться током. Меня убивать.Мне хватает мира в лабиринтах моего лба,А по ночам – родная кровать.
Я не обязана тебе ничего.Раньше – может быть… Виновата очень.А сейчас у меня только я, пару постных глотковИ такие долгие ночи…
С твоего стола смахиваю. Пыль из крох.В пальцы вонзаются занозы. Дерево – а жестоко.Я не заставляю… Но ты бы могЛюбить меня хоть немного.
Даже не так. Замахнулась это.Любить хоть немногое – во мне не любимой.Растащить меня по всем концам света.Высадить. Полить. Где приживусь.Спасибо.
Для души
(отрывок)
…Для души, непутёвой бродяги,Всякий путь под луной подойдет.Всяк наряд, чтоб прикрыть свои язвыИ свою щекотливую суть;От дождей он становится грязный,Цветом тряпок – в осеннюю муть.
Непонятно душе той бессильеИ унылые рты кошельков,После ночи под куполом синимПобредет по тропинкам стихов.Залатают ее по дорогеСерой рифмой – под серость одежд,А высокие речи о БогеНе нужны для голодных невежд.
От безделия кто-то сопьется,Кто-то планку поднимет себе,В гаражах заскучают колеса,Горожанин уедет к земле…
Но в любые года и столетьяНе выходят из моды стихи,Чтобы, стеганный жизненной плетью,Когда ветры гуляют лихи,В горизонте чудесною пляскойПродолжался мечтаний полет!
Под суровой мимической маской,Может, в каждом поэт живет…Он не жаждет ко всем достучаться,Свою боль и святое неся, —Кто в лицо ему будет смеяться,Кто всплакнет, узнавая себя.
Приподняв лист обложечки строгой,Мы касаемся чьей-то души.Чтоб ее не обжечь ненароком,Свою желчь на чуть-чуть притуши.
Берег и я
Посвящается Е.
Нет ничего, что берегу под стать,Нет никого, кто был бы не уместен,И мне одной дерзить, и выползать,И берегу сказать: «Ну здравствуй, здесь я…»
Но я так тяжела и непонятнаТой пустоте, свободной ото всех.Ото всего!.. И выбросить обратноОна бы рада, утопив мой смех!
Ей хорошо одной. Ненужной ношейТой пустоте вольготной моя суть.А я лежу на берегу… «Хороший…» —И глажу его девственную грудь.
Он привыкал к следам и их интригамИ даже щекотал меня волной.А я любила его норов дикий,Лежа на нем израненной спиной.
Но раны рубцевались и зажили,И я уже не щиколоткой – всяИду к воде… «Прости мне, что гостилиМоя душа и тело, где нельзя».
И я уже по пояс – плыть куда-то:И сила есть, и раны не гнетут.А берег вырвал из волны обратно!«Родная! Ты же можешь утонуть!..»
«Ты далеко… А запах твоей кожи…»
Ты далеко… А запах твоей кожиМне не дает ни спать, ни просыпаться.Я просто день, и ночь, и ночи позжеИду за твоим следом – надышаться —По нежности примет, обрывкам слов,По твоей грубости и добродушной силе,Ищу тебя среди чужих костровНа той дороге, где следы остылиИ мерзнут без хозяйского тепла,Когда его унес ты – как тарелкуС голодного и длинного столаГосподством одиноким человека.
И где ты?!.. ублажающий других,Кормя их разжиревшее бесчестье,Пока мой мир: ребенок и старик —Друг другу в глотки —выпить и наесться!
И я гляжу на этот пир больной,Стыдясь бесстыдства их голодной позыИ ненавидя путь беспечный твой,Где не дожди тебя поили —а их слёзы…
Но, отогревшись молча у костровЧужих страстей и наказаний строгих,Я отправляюсь за тобою вновьПо той заплаканной —родной —дороге…
«Так хорошо, когда все злоязычья…»
Так хорошо, когда все злоязычьяУлягутся, поверженные тьмой,И ты приходишь моей тайной личной —В мой мир, мои стихи и голод мой…
Так много сил, когда их тратишь вместе!Так много счастья, если – отдавать!Но так мне мало быть твоей невестой,Распятой среди ласки!.. ВоскресатьСредь дрожи уходящего свиданья,Пока уснули зависть и хула…Мне радостно такое умирание,Как вспыхнувшая заново зола!Как лепестки, что растеряли розы,Усыпав стол шелками полусна…Я жду тебя и летом, и в морозы,Всегда тебе – и солнце, и луна!
«Не повторяй сложившееся праздно…»
Не повторяй сложившееся праздноВ устах других людей!.. Словесный кляпЗаткнет на время душу, – ежечасноКазня ее наивность, как сатрап,И обучая ремеслу сверхчувства,Поднявшегося над больным нутром, —Не замечать, когда чужой ПрокрустомТебя изрежет по частям!.. ВдвоемВ сложеньи станешь равная чужому!И, уподобив естество твоеСебе, любимому, как интерьером в домеСлужить поставит, в эту ложь влюблен!
А ты теперь, словами обесчестен,Мне в душу затыкаешь слово вновь —Чтоб вынуть перерезанной… повесить…И научить смеяться средь скотов?!
Соткать себе из тысячи предательствБроню бесчувствия, неверия в слова!И, обрывая этот белый танец,Сама себе и страсть, и голова!
Как уберечь любовь…
По этой кромке треснутого завтраС обрывками вчерашних полудел,Иду к тебе – влюбленная, богатаЛюбовью, за которой всяк пределПерерастает грани вечных истин,Всевышнего Начала и Конца,И звезды обрываются, как листья,Успевшие влюбиться в свет лица.
Я в этом свете сожжена до сутиИ вновь рождаюсь во вселенском вне —Внутри себя такая, как все люди,И та – кто ярче для тебя во мне,Теплее и любимее средь ночи,Где столько раз подругами убит,Ждал мое сердце, поцелуи, почерк,Которым вся моя любовь болит!
И будет так – покуда эта правдаНе возомнит себя любви умней,Ведь гордецу лишь он и есть отрадаВ подобострастии других людей.
Как уберечь любовь от самомнений,Когда пределам нету новых сил?И кто черней – не знающий горенийИль полюбивший, кто затем —убил?!
«В твоих руках весь мир – моей печали…»
В твоих руках весь мир – моей печали,Моих надежд и радостей простых.Твои ладони яростно держалиБезумный бег ретивых вороных!
Неслась судьба – разбиться под откосом,Где раньше жил то праздник, то мечта.И в одночасье вырезали розы,И выстлана шипами высота.
И падать мне!.. – в распластанную душуВгонять по горло ядовитый шип.И больше мне никто уже не нужен.И мной никто – не в дикий рёв, ни в хрип…
И только ты, – ладони искровавив, —Держал безумный бег моей судьбы,Чтобы на радость чьей-нибудь забавеНе выпала из рук твоих!.. ШипыВытягивали языки резные,Слюною исходила смерть на дне, —Ты через раны, колото-сквозные,Жизнь данью отдавал, – спасая мне.
«Мне твой смех – точно россыпь в поле…»
Мне твой смех – точно россыпь в поле.Пахнет летом. Парит звездой.Я забыла, что нынче гастролиУ осенней поры. Листьев знойЗаливал мою душу напрасно —Всё тебе: и внимающий слух,и распахнутый взгляд кареглазый,и душа – из протянутых рук!
Вся тебе: в летнем ситцево-юном —И в блистательном шике мадам,Чьи морщинки дрожат, словно струны,Что рассыпали листья к ногам.
«Вошел как миг. Остался получасом…»
Вошел как миг. Остался получасом.Запомнился, как первая любовь.Свет рассекал усталый плен паласа.И аромат чарующих духовБродил по дому… Одинокий запахИскал себя в скучающей груди.Вечерний сумрак на кошачьих лапахЛизал твои ушедшие следы.
И возвращался – в обреченной воле.Лежал у моих ног мне верный мир.Безрадостный, но и такой довольныйПростору суммой черных дыр…
Уходящему году
